Известная повесть Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души» – это интересное произведение во всех отношениях. В одной книге автору удалось собрать множество противоречивых, совершенно не похожих друг на друга, личностей и характеров. Тем и интересен роман Гоголя, что он раскрывает перед читателями множество проблем, которые актуальны и по сей день.
Стоит отметить, что одна из самых загадочных и противоречивых фигур в произведении Николая Васильевича – это Чичиков. Для того, чтобы начать рассуждение об этой личности, понять, как сам автор относится к своему собственному персонажу, необходимо обратиться к названию повести.
Сразу понятно, что заглавие произведения «Мертвые души», в первую очередь указывает на проделки, интересующего нас героя. Чичиков воспользовался моментом, когда власти не успели провести очередную перепись населения после смерти крестьян. Герой выдавал мертвецов за живых и реальных людей, чтобы вступить во владение их собственностью, а затем, проводить махинации различного рода.
Исходя из этих фактов, можно смело сделать вывод, что Чичиков – плут и обманщик. Такой сюжет предоставлял большие возможности для сатирического обобщения. Во-первых, это возможность показать Русь «с одного бока»: через путешествующего плуга можно дать масштабную картину русской жизни, типы помещиков и чиновников, картины нравов и привычек. Во-вторых, это возможность создать концентрированный образ российской бюрократической системы, где все ирреально и фиктивно, где бумажные «мнимости» замещают человека.
В. Набоков пишет о Чичикове как о пошляке «гигантского калибра»: «Колоссальный шарообразный пошляк Павел Чичиков, который вытаскивает пальцами фигу из молока, чтобы смягчить глотку, или отплясывает в ночной рубашке, отчего вещи на полках содрогаются в такт этой спартанской жиге (а под конец в экстазе бьет себя по пухлому залу, то есть по своему подлинному лицу, босой розовой пяткой, тем самым словно проталкивая себя в подлинный рай мертвых душ) — эти видения царят над более мелкими пошлостями убогого провинциального быта или маленьких подленьких чиновников. Но пошляк даже такого гигантского калибра, как Чичиков, непременно имеет какой-то изъян, дыру, через которую виден червяк, мизерный ссохшийся дурачок, который лежит, скорчившись, в глубине пропитанного пошлостью вакуума».
Но Чичиков не только пошляк. Исходя из скрытого смысла названия поэмы, Чичиков — ловец мертвых душ, следопыт смерти. Ведь автор не согласен с бюрократическим определением слова «душа» как некоей абстрактной человеческой единицы — базой для сбора налога, но вкладывал прямое значение — «душа человека», в бессмертие которой автор не мог не верить.
Цензура испугалась этого второго смысла названия: душа, — сказали Гоголю,— не может быть мертвой. Вслед за цензурой должен был испугаться читатель: второй смысл названия действительно страшный. От названия протягивается нить к повествованию: в нем разворачивается тема смерти (во всей многозначности этого слова). Проводником этой темы становится Чичиков, которого «интересует не скрытая сторона жизни, но нечто большее: ее противоположность — «смерть».
Чичиков обостряет внимание к запретному до гротескной кульминации. Первые же расспросы Чичикова в городе NN фикс
ируют нетрадиционный интерес к скрытой стороне жизни: приезжий «расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии, повальных горячек, убийственных каких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такой точностью, которая показывала более чем одно простое любопытство». В дальнейшем «странное» направление интереса Чичикова всячески подчеркивается и варьируется» (Ю. Манн).
«Мертвые души» задумывались по аналогии с «Божественной комедией» Данте — в трех частях: первая часть — «Ад», вторая часть — «Чистилище», третья часть — «Рай». Замысел не ограничивался изображением «ада», «пошлости пошлого Человека», предел его — в спасении этого самого «пошлого человека».
И именно Чичикова Гоголь готовит к спасению еще в первой части «Мертвых душ». Чичикова отличает от остальных персонажей поэмы наличие у него прошлого — биографии. Биография Чичикова — это история «падения души»; но если душа «пала», значит, была когда-то чистой, значит, возможно ее возрождение — через покаяние.
Для покаяния, для очищения души необходимо внутреннее «я», внутренний голос. Право на душевную жизнь, на «чувства» и «раздумья» тоже имеют только Чичиков (в большей степени) и Плюшкин (в меньшей степени). «С каким-то неопределенным чувством глядел он на домы...»; «неприятно, смутно было у него на сердце...»; «какое-то страшное, непонятное ему самому чувство овладело им», — фиксирует Гоголь моменты проявления внутреннего голоса у своего героя. Нередки случаи, когда внутренний голос Чичикова переходит в авторский голос или сливается с ним в знаменитых поэтических отступлениях. Так герой поэмы Чичиков перестает быть одномерным. В пошлости и мелком бесовстве «подлеца» мерцают блики «живой души», для которой возможно возрождение, — которая готовится к возрождению.
Вспомним как автор «Мертвых душ» переходит к знаменитому отступлению о «птице-тройке», завершающему первый том «Мертвых душ». Селифан погнал коней; Чичиков улыбнулся, «ибо любил быструю езду»; и тут же следует авторское обобщение: «И какой же русский не любит быстрой езды?» далее: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?» И, наконец, под стать грандиозной поэме, масштаб обобщения: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонная тройка несешься?» От Чичикова с его бричкой — к таинственно патетическому вопрошанию: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа». Получается, что и Чичиков причастен к этому «полету», а значит, и к «тайне»: он не застыл, не завершился, он открыт для перерождения и о судьбе его стоит вопрошать. |