Драматизм произведения «Пир во время чумы» А.С.Пушкина
«Пир во время чумы», как и другие «маленькие трагедии», А. С. Пушкин писал в 1830 году, во время своего пребывания в Болдине. Эту тему поэт избрал не случайно — его пребывание в Болдине совпало с распространением эпидемии холеры, от заболевания которой не был застрахован никто. Пушкин понимал это. Умереть от страшной болезни, тем более теперь, на пороге свадьбы, казалось ему вдвойне нелепым и обидным. С другой стороны, поэтом овладело чувство азарта: кто кого. Пушкин всегда любил опасность. Ощущение опасности придавало силы, заставляло реализовать все свои возможности, вселяло дерзость.
Итак, в центре «Пира во время чумы» — поединок, поединок Вальсингама и собравшихся вместе с ним на пиру со смертью, которую несет чума. Нельзя понимать под словом «поединок» в этом случае «борьбу», потому что герои не борются и не спасаются, они обречены и знают это. Борьба заключается в реализации героями всех своих сил на то, чтобы не думать о смерти, отвлечься от нее.
Персонажи трагедии устроили пиршество во время чумы. Вокруг — тележки с трупами, преданы земле уже и многие родственники пирующих. Но участники пира, так кажется на первый взгляд, не замечают всего этого и им нет никакого дела до умерших. Они будто бы отделились от всего мира. Персонажи «Пира во время чумы» разговаривают, веселятся, поют песни, но не делают ничего, что бы могло как-то повлиять на ситуацию, потому что на нее повлиять невозможно. И от понимания этой невозможности изменить что-нибудь, начинаешь осознавать, насколько эти люди сильны духом. Драматизм — в мотивах их поведения.
Причины, приведшие этих людей на пир, самые различные. Молодой человек на пиру для того, чтобы забыться, чтобы не думать о приближающейся смерти. В наслаждениях и веселье надеется он найти это забвение. Луиза на пиру спасается от одиночества. В отличие от остальных героев она совсем не готова к смерти. Услышав стук колес и увидев приближающуюся телегу, наполненную мертвыми телами, она теряет сознание. Высмеяв перед этим трогательную, наполненную самоотверженной любовью песню Мери («Не в моде теперь такие песни! Но все ж есть еще простые души: рады таять от женских слез и слепо верят им»), Луиза вызвала у окружающих уверенность в своей душевной твердости. Увидев ее неожиданную слабость, Мери испытала к ней прилив нежности и сострадания, а Вальсингам, наоборот, воспринял ее малодушие с высокомерной насмешкой:
Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то ~ нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстъми томимой!
Душевной черствости Луизы, пытающейся самоутвердиться в человеконенавистничестве, противостоит доброта, чуткость Мери.
Мери в трагедии — воплощение народной морали. В своей &laq; uo;жалобной песне» она прославляет верность и самопожертвование ради любви. Ее гибель не должна стать причиной смерти любимого, а только источником светлой грусти и сладостных воспоминаний: Если ранняя могила Суждено, моей весне — Ты, кого я так любила, Чъялюбовъ отрада мне, — Я молю: не приближайся К телу Дженни ты своей,
Уст умерших не касайся, Следуй издали за ней.
Совершенно другое мироощущение в песне Вальсингама. В ней прославляется неутолимая жажда жизни, железная воля человека, противостоящая опасности и смерти. Если уж встретить смерть — то встретить ее с открытым забралом, не смиряться перед грозным ударом судьбы, а противопоставить ей наслаждение борьбой, достойно принять вызов смерти, своим презрением к ней стать вровень с нею. Все, все, что гибелью грозит, ДЛЯ сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог. Песня Вальсингама — гимн человеческому бесстрашию. Но, воспевая героизм человека, достойную смерть в бою с непреодолимыми силами природы, председатель вместе с другими участниками пира кощунственно отгородился от всенародной беды, нарушая траур по умершим. Олицетворяющий религиозную мораль священник призывает участников пира уважать память мертвых, упрекая в том, что их «ненавистные восторги смущают тишину гробов», нарушают священные человеческие заповеди:
Прервите пир чудовищный, когда Желаете вы встретить в небесах Утраченных возлюбленные души. В конце трагедии мы видим председателя, погруженного в глубокое раздумье. Слова священника затронули его душу. Он сознает, что личный героизм нельзя ставить вровень с самоотверженностью во имя других, и это повергает его в состояние неуверенности, беспокойства.