С тех пор, как «Дневник писателя» из рубрики в «Гражданине» превратился в отдельное издание, Достоевский намеревался сообщать в нем, как частное лицо, о том, что видел, слышал, о чем читал. Писатель хотел вести дневник в буквальном смысле этого слова, поэтому не стал включать в него литературную критику. Однако публикация «Анны Карениной» Льва Николаевича Толстого стала тем событием, мимо которого автор «Дневника» пройти не смог. И дело не столько в художественном значении нового романа, сколько в совпадении публикации его последних глав с началом русско-турецкой войны в апреле 1877 года. «Этот факт впечатления от романа, от выдумки, от поэмы совпал в душе моей, нынешней весною, с огромным фактом объявления теперь идущей войны, и оба факта, оба впечатления нашли в уме моем действительную связь между собою и поразительную для меня точку обоюдного соприкосновения»[15], – пишет Достоевский. Он также отмечает, что автор «Анны Карениной» обладает огромным талантом, замечательным умом, что его чрезвычайно ценит и уважает интеллигенция, и поэтому его взгляды на современное состояние России, на восточный вопрос представляли большой интерес для всех соотечественников.

Все внимание Александра II было сосредоточено на внутренней политике, на давно назревшей необходимости в глубоких преобразованиях. Император всячески пытался избежать военного вмешательства на Балканах и добиться разрешения кризиса путем переговоров. Толстой, понимая необходимость внутренних реформ, полностью поддерживал политику Александра II, что и отразилось в последней главе «Анны Карениной».

Толстовское решение «восточного вопроса» вызвало скандал в литературных кругах и подверглось критике со стороны многих известных писателей, среди которых был и Достоевский. Вместе с такими видными общественными деятелями, как П. И. Чайковский, И. С. Тургенев, Ф. И. Тютчев, И. С. Аксаков, В. И. Немирович-Данченко, М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. И. Успенский, Достоевский выступал в поддержку южных славян и считал, что Россия обязана защитить балканские народы от турецкого гнета. Кроме того, автор «Дневника» был убежден, что русско-турецкая война не только облегчит участь «наших братьев-славян», но и поможет преодолеть неустройство и застой во внутренней жизни страны, в том числе объединит российскую интеллигенцию с народом. По мнению Достоевского, решение «восточного вопроса» исцелит Россию и принесет ей спасение.

Как пишет автор «Дневника», Толстой отрицает патриотический подъем и христианское самопожертвование народа, готового заступиться за братьев-славян: «Ему бы несравненно приятнее было, если б народ наш не подымался повсеместно сердцем своим за терпящих за веру братии своих. В этом только смысле он и отрицает явление, несмотря на очевидность его»[16]. Критика Достоевского очень своеобразна. В полемике с Толстым он спорит не с самим автором, а с его Левиным, чьи взгляды так близки авторским. Этот герой осознает свое несовершенство, но продолжает искать ответы на вечные вопросы человечества: о добре и зле, о вере и неверии, о Боге, о вечной жизни. Левин симпатичен Достоевскому еще и потому, что в своих сомнениях он все-таки сознает народную веру: «При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом»[17].

Казалось бы, что может быть выше и праведнее? Однако в восьмой части «Анны Карениной» автор окончательно выразил свои взгляды на «восточный вопрос». Во-первых, по мнению Толстого, российский народ не разделяет и не понимает суть этого национального движения. Во-вторых, известные люди и журналисты поддержали это движение ради личной выгоды. В-третьих, все добровольцы были людьми потерянными и недалекого ума. И в-четвертых, угнетение турками южных славян не может возбуждать в русских чувства жалости, ибо «такого непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть». Поэтому Достоевский и назвал Левина «парадоксалистом». Этот «чистый сердцем Левин», по мнению автора «Дневника», «ударился в обособление и разошелся с огромным большинством русских людей»[18]. В соответствии со своими убеждениями герой Толстого не стал бы убивать турка, который прямо на улице мучил ребенка или женщину, только потому, что этому человеку не объявлена война. Достоевский не только опровергает суждения героя, в которых он якобы обнаружил противоречие между евангельскими заповедями и человеческими законами, но и упрекает Левина в том, что тот отвернулся от «Христова дела». Чтобы обнаружить этот «парадокс» в убеждениях героя (а значит и автора), автор «Дневника» сочинил сцены, в которых раскрыл противоречивую логику характера Левина, и предложил иное завершение сюжета.

В полемике с Толстым Достоевский выступил не столько критиком, сколько аналитиком собственной писательской позиции. На эту особенность литературной критики указывал еще Н. В. Гоголь: «Критика высокого таланта имеет равное достоинство со всяким оригинальным творением: в ней виден разбираемый писатель, в ней виден еще более сам разбирающий»[19]. Будучи заядлым полемистом, Достоевский не щадил своих оппонентов. Однако его полемика с Толстым учтива и уважительна. Отдавая должное автору «Анны Карениной», Достоевский не принял Левина и отверг взгляды Толстого на «восточный вопрос». В то же время для автора «Дневника» гений Толстого свидетельствовал о том, что наша страна сможет сказать «свое собственное слово» в мировой истории и культуре.