Или вот такая история. Сидим мы как-то вечером на кухне у нас, в Москве, моя жена, я и еще одна наша приятельница. Известная, между прочим, актриса. Сидим, пьем чай, разговариваем. Актриса нам о телекинезе что-то рассказывает. О людях, которые взглядом могут даже самые тяжелые вещи передвигать. В последнее время в Москве такие увлечения очень в моду вошли: телекинез, спиритические сеансы, телепатическое лечение на расстоянии.
Когда общественной жизни нет, критиковать власти или хотя бы рассказывать анекдоты страшновато, развлечения (театр, кино, телевидение) сплошь пронизаны пропагандой, а в книжных магазинах нет ничего, кроме томов скучных, изложенных нечеловеческим языком речей Генерального секретаря и других членов Политбюро, тогда самое время удариться в мистику. Дело вроде бы не совсем советское, но, в отличие от, допустим, распространения или хотя бы чтения самиздата, безопаснее.
Ну, так сидим, разговариваем, вдруг звонок в дверь. Иду открывать, мысленно по дороге чертыхаясь: кого еще там нелегкая на ночь глядя принесла? Открываю, на пороге стоит незнакомый мне человек в форме торгового моряка. "Здрасьте, а я к вам!" Оказывается, моряк этот по дороге из Мурманска в Херсон решил в Москве остановиться. А брат его из Херсона раньше со мной в одном классе учился. Несколько лет назад брат этот у меня уже как-то ночевал, очень ему у нас понравилось, а теперь вот и другой брат подъехал. Надо сказать, что в Москве появление ночного гостя из провинции - явление не такое уж редкое. И объясняется это не столько нахальством или жадностью этих самых провинциалов, сколько совершеннейшей невозможностью попасть простому человеку в московскую гостиницу. Посмотрел я на этого моряка, посмотрел, не очень мне пускать его на ночь хотелось, но и отказать не сумел: ночь, погода, плохая, и все-таки с его братом в одном классе учился. Короче говоря, ладно, говорю, что же делать, раз уж так получилось, входите, только уж другим своим братьям и товарищам из Херес некого пароходства моего адреса больше не давайте.
Ну, сел он с нами за стол, вынул из портфеля бутылку По-сельской водки, в Мурманске, говорит, достал, банку сайры и на актрису, нашу гостью, с восхищением смотрит. Вчера он ее только по телевизору видел, а тут, понимаешь, такое везение. Будет о чем рассказать товарищам и в Мурманске, и в Херсоне. И чтобы не ударить лицом в грязь, моряк тут же принялся рассказывать о всяких своих странствиях по белу свету в качестве механика какого-то сухогруза. И как их застиг туман в проливе Лаперуза, и как качало их у берегов Новой Зеландии, и как они на мель сели где-то у берегов не то Марселя, не то Катани.
И как пошел названиями портов всяких сыпать, так не только мы с.женой, а и наша актриса рот раскрыла, ошеломленная. Она хоть и выездная была, но и ее опыт заграничных поездок (один раз Париж, один раз Будапешт, два раза Восточный Берлин и четыре раза София) сейчас ей самой чепухой показался.
А моряк, завладев нашим вниманием, и совсем разошелся. Босфор, говорит, Дарданеллы, Джорджес Банка, такие, знаете ли, названия, ну прямо Жюль Берн.
А форма на нем красивая, нашивки блестят, пуговицы золотые и на руке часы с тройным циферблатом. И он на эти часы довольно часто поглядывает, но не потому, что хочет Посольскую водку скорее допить и спать идти, а потому, что догадывается, что мы раньше таких часов и не видели. И когда он в очередной раз на часы посмотрел, я у него все-таки спросил, где же он такие замечательные часы купил. "Это, говорит, я в Лас Палмас сченчевал". И тут же зажигалку вынул, а на ней девушка нарисована. Прямо держишь зажигалку - девушка в купальнике, перевернешь - она без. "А это, - говорит он уже без моего вопроса, - я сченчевал в Амстердаме". Очень это было нам все интересно, но только слова этого "ченчевать" я прежде никогда не слыхивал. И спросил, что оно означает.
- Чейндж! - сказал моряк твердо и поставил рюмку на стол. - Английский в школе учил? Чейндж. Обмен, значит. Мы когда в загранку уходим, закупаем в магазинах все, что есть. Часы, духи, матрешек, мыло, булавки, пуговицы, короче говоря, все, что под руку попадается.
- И неужели на эти наши товары можно что-нибудь выменять?
- Еще как можно! Конечно, где-нибудь в Гамбурге или Ванкувере такой товар не идет. Но мы ж не только туда ездим. Мы и странам третьего мира помогаем. А уж в этих-то странах...
Воспоминание об этих странах почему-то вызвало в нем такой приступ смеха, что он чуть под стол не свалился, но я его вовремя подхватил. Придя в себя, стал он рассказывать, где чего ченчевал. Самые приятные воспоминания были у него связаны с Суэцким каналом.
- Идешь, значит, Суэцким каналом, а на берегу бедуины стоят. Мы всех арабов бедуинами называем. Кричишь ему: "Чейндж!" Он отвечает: "Чейндж!" Ты ему на веревке свой товар опускаешь, он тебе на палке свой поднимает. Тут, знаете, надо быть очень бдительным. Если ты ему раньше свой товар опустил, он его схватил и бежать. Все. Чейндж закончился. Если он раньше поднял, ты схватил, тоже чейнджу конец. Тут надо все с умом делать. А то я помню, везли мы как-то...
И он рассказал историю, как везли они как-то партию газиков-вездеходов, опять же для помощи странам третьего мира. Сначала колеса поснимали, сченчевали. Потом спидометры повытаскивали, сченчевали. Фары пооткручивали, сченчевали.
- А как же, - спрашиваю, - те, кому вы везли газики, они вам претензии не предъявляли?
- Да вы что? Да какие претензии? Это же помощь. Это же бескорыстно, чего дают, то бери. Да газики - это что! Мы и с судна всякие вещи ченчуем. Снимешь спасательный круг - чейндж! Прибор какой-нибудь отвернешь - чейндж! А однажды ничего под рукой не оказалось, так и якорь латунный пришлось сченчевать. Думаете, просто было? Его целиком не выкинешь, бедуинам поднять его нечем, он же тяжелый. Так мы его сначала в каюту втащили и там на куски пилили - ножовку смазывали, чтоб не пищала. А потом куски в иллюминатор кидали. А бедуины в аквалангах за ними ныряли.
И рассказывал так до поздней ночи, где был и что на что чен-чевал, и нас уморил, да и сам притомился. Стал зевать и на часы поглядывать, но уже не с тем, чтобы видом их поразить, а намекая, что пора и в постель. Но когда я спросил его, не член ли он партии, он опять встрепенулся, плечи расправил, щеки надул и сказал с достоинством:
- Да-а, коммунист.
Интервью (англ, interviev) - беседа журналиста с каким-либо лицом или группой лиц, представляющая общественный интерес и предназначенная для передачи в средствах массовой информации.
Ориентация на общественный интерес заставляет журналистов обращаться за интервью прежде всего к известным политическим и государственным деятелям, деятелям науки, искусства, спорта. При этом справедливо предполагается, что мнения и оценки авторитетного человека обладают значительным воздействующим (персуазивным) эффектом.
Среди задач, которые решаются в ходе проведения интервью, можно выделить следующие: 1) получение новой (часто "эксклюзивной") информации; 2) обсуждение общественно важных проблем, что нередко обретает форму дискуссии между двумя или несколькими собеседниками журналиста; 3) "портретирование" - создание объемного образа самого человека, с которым проводится интервью, в том числе за счет демонстрации его индивидуальных речевых особенностей (идиолекта).
Классической считается следующая структура интервью: зачин (представление собеседника, описание ситуации, в которой проходит беседа, и т.д.) - основная часть - концовка (вывод, обращение к адресату, "прощание" с собеседником и др.). Основная часть представляет собой диалогическое единство, образуемое следующими друг за другом и вытекающими одна из другой репликами.
Речевая структура интервью в целом ориентирована на нормы устной публичной речи. Правда, в последнее время наметилась тенденция к большей речевой раскованности, что привело к широкому проникновению в тексты интервью не только литературно-разговорных, но и нелитературных элементов. Многое здесь завит от индивидуальных особенностей, своеобразия языковой личности интервьюера и его собеседника. Трудно представить, чтобы в речи Д.С. Лихачева, представителя интеллигенции старшего поколения, одного из образованнейших людей России, интервью с которым приводится в хрестоматии, могли встретиться вульгаризмы, жаргонные слова, просторечие.
Интервью посвящено проблемам культуры (в том числе речевой) и ее сбережения. И вряд ли в этой области чье-либо мнение может быть более авторитетным.
Д. Шеваров - публицист, журналист "Комсомольской правды".